Неточные совпадения
Он перебирал каждый ее шаг, как судебный
следователь, и то дрожал от радости, то впадал в уныние и
выходил из омута этого анализа ни безнадежнее, ни увереннее, чем был прежде, а все с той же мучительной неизвестностью, как купающийся человек, который, думая, что нырнул далеко, выплывает опять на прежнем месте.
Ястребов поднялся, чтобы
выйти, но
следователь движением головы удержал его. Родион Потапыч, войдя в комнату, помолился на образа и отвесил
следователю глубокий поклон.
Из-за этих денег чуть не
вышел целый скандал. Приходил звать к
следователю Петр Васильич и видел, как Карачунский сунул Фене ассигнацию. Когда дверь затворилась, Петр Васильич орлом налетел на Феню.
Я в азарте кричу: «Вот, говорю, я мешок монастырский украл, отдал ему, а он отпирается!..» Дело, значит, повели уголовное: так,
выходит, я церковный; ну и наши там
следователи уписали было меня порядочно, да настоятель, по счастью моему, в те поры был в монастыре, — старец добрый и кроткий, призывает меня к себе.
— Смотрите, что
выходит, — продолжал Вихров, — по иностранным законам прокурор должен быть пристрастно строг, а адвокат должен быть пристрастно человечен, а
следователь должен быть то и другое, да еще носить в себе убеждение присяжных, что виновно ли известное лицо или нет, и сообразно с этим подбирать все факты.
Начальство в этом случае не ошиблось: из героя моего
вышел блестящий
следователь.
— Я обратился к уряднику, — рассказывал он мне через десять лет, — караулившему вход, с просьбой доложить
следователю обо мне, как вдруг отворилась дверь будки, из нее быстро
вышел кто-то — лица я не рассмотрел — в белой блузе и высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул в пролетку, крикнул извозчику — лихач помчался, пыля по дороге.
Меня, — продолжал рассказ В.М. Дорошевич, — принял судебный
следователь Баренцевич, которому я отрекомендовался репортером: «Опоздали, батенька! Гиляровский из „Русских ведомостей“ уже был и все знает. Только сейчас
вышел… Вон едет по дороге!» Я был оскорблен в лучших своих чувствах, и как я тебя в тот миг ненавидел!
Нарядили следствие; прокуроры и
следователи два года сряду не
выходили из реки Кашинки, разыскивая корни и нити, допрашивая лягушек и головастиков, и после неимоверных усилий пришли к такому результату: пойман хворый пискарь, а прочие неизвестно куда исчезли.
— Это такие, я тебе скажу, мошенники, — говорил он, ходя с азартом по комнате, в то время как Бегушев полулежал на диване и с любопытством слушал его, — такие, что… особенно Янсутский. (На последнего граф очень злился за дочь.) Все знают, что он вместе обделывал разные штуки с Хмуриным, а
выходит чист, как новорожденный младенец…
Следователь, надобно отдать ему честь, умел читать душу у всех нас; но Янсутский и тому отводил глаза: на все у него нашлось или расписочка от Хмурина, или приказ Хмурина!
Прохор. Делали. Сестра не одну тысячу посеяла, чтобы скандал этот погасить. Полиции дано,
следователю — дано. Не
вышло, значит. Теперь мне городским головой — не быть, тебе с Людмилой женихов своего круга — не найти, даже и с приданым вашим. Запачкал вас папаша — сукин сын, проходимец! Эх, идиётка…
— Да… Преказусная материя было
вышла; целых полгода ни слуху, ни духу, а тут Филька сболтнул, явился
следователь — Цыбули уж давно нет — и все на свежую воду вывели. Константин сначала все принял на себя, а как объявили ему приговор, не вытерпел, заплакал и объяснил все начистоту. «Сестры», те из всего дерева сделаны, ни в чем себя виновными не признали… Крепкий был народ! Так и на каторгу ушли… На всякого, видно, мудреца довольно простоты!
Судебный
следователь. Вы обвиняетесь в том, что вы, зная о том, что ваш муж жив,
вышли замуж за другого.
Скоро в дверях ее явился частный пристав,
следователь и доктор. Все трое поочередно подходили к учителю и, взглянув на него,
выходили вон, награждая Кувалду косыми и подозрительными взглядами. Он сидел, не обращая на них внимания, пока пристав не спросил его, кивая головой на учителя...
Следователь плюнул и
вышел из бани. За ним, повесив голову,
вышел Дюковский. Оба молча сели в шарабан и поехали. Никогда в другое время дорога не казалась им такою скучной и длинной, как в этот раз. Оба молчали. Чубиков всю дорогу дрожал от злости, Дюковский прятал свое лицо в воротник, точно боялся, чтобы темнота и моросивший дождь не прочли стыда на его лице.
Лыжин, сонный, недовольный, надел валенки, шубу, шапку и башлык и вместе с доктором
вышел наружу. Мороза большого не было, но дул сильный, пронзительный ветер и гнал вдоль улицы облака снега, которые, казалось, бежали в ужасе; под заборами и у крылец уже навалило высокие сугробы. Доктор и
следователь сели в сани, и белый кучер перегнулся к ним, чтобы застегнуть полость. Обоим было жарко.
Ночью под утро всё успокоилось. Когда встали и поглядели в окна, голые ивы со своими слабо опущенными ветвями стояли совершенно неподвижно, было пасмурно, тихо, точно природе теперь было стыдно за свой разгул, за безумные ночи и волю, какую она дала своим страстям. Лошади, запряженные гусем, ожидали у крыльца с пяти часов утра. Когда совсем рассвело, доктор и
следователь надели свои шубы и валенки и, простившись с хозяином,
вышли.
— Стража может удалиться, — сказал судебный
следователь. Солдаты браво повернулись и, стуча сапогами,
вышли из камеры.
Корнилий Потапович
вышел из камеры
следователя, спустился вниз и, сев у подъезда в пролетку, приказал ехать на Шпалерную.
Следователи не упустили из вида и этого, но опять ничего не
вышло.